Где черный ветер, как налетчик,
Поет на языке блатном,
Проходит путевой обходчик,
Во всей степи один с огнем.
Над полосою отчужденья
Фонарь качается в руке,
Как два крыла из сновиденья
В средине ночи на реке.
И в желтом колыбельном свете
У мирозданья на краю
Я по единственной примете
Родную землю узнаю.
Есть в рельсах железнодорожных
Пророческий и смутный зов
Благословенных, невозможных,
Не спящих ночью городов.
И осторожно, как художник,
Следит приезжий за огнем,
Покуда железнодорожник
Не пропадет в краю степном.
Здоровье ухудшалось постепенно,
Районный врач подозревал гастрит.
Но оказалось, что скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.
Ночами я особенно в ударе,
Волшебный звук я издаю во сне;
Но это просто скрипка Страдивари
Сама собой пиликает во мне.
И без того был организм издерган,
В глазах темно и в голове туман…
И вот уже во мне не просто орган –
Нашли собора Домского орган!
Потом нашли палитру Модильяни,
Елисавет Петровны канапе,
Подтяжки Фета, галстук Мастроянни,
Автограф Евтушенко и т.п.
Врачи ломали головы. Однако
Рентгеноснимок тайну выдает:
Представьте, что во мне сидит собака
Качалова! И лапу подает!
Непросто изучить мою натуру,
Зато теперь я обучаю всласть,
Во-первых, как войти в литературу,
И во-вторых, – в историю попасть.
