Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжёл
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчёл?
Осталось нетерпенье
От юности моей
В горячей вашей пене
И в глубине теней.
А как дохнет по пчелам
И прибежит гроза
И ситцевым подолом
Ударит мне в глаза —
Пройдет прохлада низом
Траву в коленах гнуть,
И дождь по гроздьям сизым
Покатится, как ртуть.
Под вечер — вёдро снова,
И, верно, в том и суть,
Чтоб хоть силком смычковый
Лиловый гуд вернуть.
Из дальних стран пришёл бродяга нищий
И всё бродил по улицам Мадрида.
Но не просил ни крова он, ни пищи:
Он только пел, пел для тебя,
Старый Мадрид.
При первом слове той чудесной песни
Склонились девушки со всех балконов,
Весь город ожил, улицы воскресли, —
Смеялся, плакал и вздыхал
Старый Мадрид.
— Где были вы, сеньор, все эти годы?
Где прятали ваш голос, ваши песни?
И неужели музыка Свободы
Всех песен вам дороже и милей?
— Я был в изгнанье, под холодным солнцем,
Но не жалел, что полюбил Свободу:
Кому дано за родину бороться,
Тот чаще всех живёт в разлуке с ней.
И снова, снова струны трогал странник,
И трепетал жасмин в садах Мадрида…
Летели дни…А патриот-изгнанник
Все звонче пел, пел для тебя,
Старый Мадрид!
Когда же враг в Испанию ворвался
И чёрный дым затмил чело Мадрида, —
Он как герой на улицах сражался
И с честью пал. Пал за тебя,
Старый Мадрид.
