Как у нас ли на кровельке,
Как у нас ли на крашеной,
Собиралися пташечки,
Мелки пташечки, ласточки,
Щебетали, чиликали,
Несобравшихся кликали:
«Вы слетайтесь, не медлите,
В путь-дороженьку пустимся!
Красны дни миновалися,
Вдоволь мы наигралися,
Здесь не ждать же вам гибели
От мороза трескучего!»
Государь ты мой, батюшка,
Государыня матушка!
Меня суженый сватает,
Меня ряженый сватает;
Поспешите, не мешкайте,
Меня поезду выдайтe,
С хлебом-солию, с образом,
С красотой проходящею!
Мне не век вековать у вас,
Не сидеть же все девицей
Без любви и без радости
До ворчуньи до старости.
Никто ни от чего не застрахован:
Ни сын, ни дочь, ни внук, ни ты, ни я;
Посажен ли, расстрелян, замордован —
Все это только частность бытия.
Тверда держава с мировым прицелом,
В руке твоей перо или мелок,
Каким бы ни был занят важным делом,
Но прежде — ты рожденный в ней стрелок.
Никто не вечен. Смерть ли есть утрата?
Сто миллионов или триста нас, —
Всего важней прицельный глаз солдата
И проволоки лагерной припас.
И кто б ты ни был, ты довесок власти.
Всегда на государственных весах
Разрубленною тушей твое счастье
В голодных возгорается глазах.
И то не страх, что опустел прилавок,
С концами не свести уже концы,
И в толчее, средь магазинных давок,
Растут твои грядущие бойцы.
