Гляжу из окна я вдоль окон:
здесь — голос мне слышится пылкий,
и вижу распущенный локон…
Там вижу в окне я бутылки…
В бутылках натыкана верба.
Торчат ее голые прутья.
На дворике сохнут лоскутья…
И голос болгара иль серба
гортанный протяжно рыдает…
И слышится: «Шум на Марица…»
Сбежались. А сверху девица
с деньгою бумажку бросает.
Утешены очень ребята
прыжками цепной обезьянки.
Из вечно плаксивой Травьяты
мучительный скрежет шарманки.
Посмотришь на даль — огороды
мелькнут перед взором рядами,
заводы, заводы, заводы!..
Заводы блестят уж огнями.
Собравшись пред старым забором,
портные расселись в воротах.
Забыв о тяжелых работах,
орут под гармонику хором.
Когда смотрю я старое кино,
То странное испытываю чувство.
В живых актёров нет уже давно,
Но, созданные волшебством искусства,
Их роли независимо живут
В особенном пространстве киномира,
Смеются и грустят, едят и пьют
В обличиях Отелло, или Лира.
Сценарием их жизнь предрешена,
Записана судьба на киноленту,
Но им самим не видится она
Другого мира маленьким фрагментом.
Так, может быть, и наш огромный мир –
Какой-то опыт необыкновенный,
Великолепный этой жизни пир –
Всего лишь фильм, идущий во Вселенной?!
И каждый, будь он нищий, иль король,
На самом деле – персонаж, который
Прилежно отрабатывает роль
Согласно директивам режиссёра?!
