Родила меня мать в гололедицу,
Умерла от лихого житья;
Но пришла золотая медведица,
Пестовала чужое дитя.
В полнолунье водила на просеки,
Ворожила при ясной луне.
И росли золотые волосики
У меня на груди и спине.
Языку научила змеиному
И шептанью священных дубрав;
Я в затонах внимал шелестиному,
Заунывному голосу мав.
Но ушла золотая медведица,
На прощанье дала талисман…
Оттого-то поется, и грезятся
Мне леса, и река, и туман.
Тарелка сменилась коробкой.
Тоскливый радиовой
сменился беседой неробкой,
толковой беседой живой.
О чем нам толкуют толково
те, видящие далеко,
какие интриги и ковы
изобличают легко,
о чем, положив на колени
ладонь с обручальным кольцом,
они рассуждают без лени,
зачин согласуя с концом?
Они и умны и речисты.
Толкуют они от души.
Сменившие их хоккеисты
не менее их хороши.
Пожалуй, еще интересней
футбол, но изящней — балет
и с новой пришедшие песней
певица и музыковед.
Тарелка того не умела.
Бесхитростна или проста,
ревела она и шумела:
близ пункта взята высота.
Ее очарованный громом,
стоять перед ней был готов,
внимая названьям знакомым
отбитых вчера городов.
Вы раньше звучали угрюмо,
когда вас сдавали врагу,
а нынче ни хрипа, ни шума
заметить никак не могу.
Одни лишь названья рокочут.
Поют городов имена.
Отечественная война
вернуть все отечество хочет.
