Опенками полно лукошко,
А масленик некуда деть;
На камне червивом морошка
Раскинула тонкую сеть.
И мох, голубой и пахучий,
Окутал поваленный пень;
Летают по хвое горючей
Кружками и светы и тень,
Шумят, вековечные, важно
И пихты, и сосны, и ель…
А в небе лазоревом бражно,
Хмельной, поднимается Лель.[21]
Вином одурманены, пчелы
В сырое дупло полегли.
И стрел его сладки уколы
В горячие груди земли.
Незаменимая, бесценная утрата!
И вера в будущность, и радости труда,
Чем жизнь была средь горести богата,—
Всё сгублено без цели и плода!
Как хрупкое стекло, всё вдребезги разбито
Железным молотом судьбы!
Так вот зачем так много лет прожито
В тяжелом воздухе, средь горя и борьбы!
Осталась боль… Незримо и несмело,
Но враг подходит в тишине,
До времени изношенное тело
Горит на медленном огне…
Жизнь обманула горько и обидно!
А всё не верится… всё хочешь на пути,
В глухой степи, где зги не видно,
Хоть точку светлую найти.
Но где ж она? Где отдохнуть возможно?
Где путеводные, небесные огни?
Неужто кончатся так пошло и ничтожно
Слезами памятные дни?..
Так, полная тревожного волненья,
Не смея тишины дыханьем нарушать,
Младенца милого последние мгновенья
Тоскливо сторожит трепещущая мать.
Неужто он умрет? И, чуду верить рада,
В слезах пред образом ниц падает она;
Но час пробил. Едва зажженная лампада
Таинственной рукой погашена…
