Одолела сила-удаль меня, молодца,
Не чужая, своя удаль богатырская!
А и в сердце тая удаль-то не вместится,
А и сердце-то от удали разорвется!
Пойду к батюшке на удаль горько плакаться,
Пойду к матушке на силу в ноги кланяться:
Отпустите свое детище дроченое,
Новгородским-то порядкам неученое,
Отпустите поиграти игры детские:
Те ль обозы бить низовые, купецкие,
Багрить на море кораблики урманские,
Да на Волге жечь остроги басурманские!
Всё нас обманывает.
Я продолжаюсь как-то
нечаянно.
Память умрёт,
но обида останется.
Спонтанно
и как-то нехотя
собираю пазлы
величия.
Моя душа —
твоя,
но нет
в ней наличия
ни женщин,
ни детей,
ни стариков.
Но есть
основы и
зовы
твоих
побуждений.
И слово
«Человек»
(тату)
на сгнившей
рыбе.
И дом,
который
манит меня,
а я в нём —
пролитая слеза —
твоя, его, их.
Когда этот мир
не стоит
и гроша,
ведь Ты и Сам
гигантский грош,
который не лежит
в кармане
или в знании,
но под ногами
всеобщей радости
и не цинизма.
Что ещё сказать
мне об этом.
Ведь о любви
говорить — пошло.
Ещё одна сигарета,
ещё один дождь.
Я вспомнил лето,
но не в Венеции.
Что ж,
прощание
не худший
вариант,
пусть утюгом
пройдёт по груди,
но это тоже
талант.
Когда всё худшее
позади,
а лучшее
уже случилось,
я предпочёл бы
просто быть.
Как ничей друг.
Как Твоя ко мне
милость.
