Готова ль мне, готова ли карета?
Пешком бежать во Францию боюсь!
Я побежден, но да поглотит Лета
Меня, коль я от робости у. . . .
Хрупка Фортуны ломкая пружина,
Но мне верна французская дружина!
Со мной языков было двадцать восемь,
Морозы их с пожарами сразили,
И так, как сено мы на нивах косим,
Нас косит смерть. Я возвращуся или. . .
Но нет, давайте мне скорее бриться,
Когда ж обреюсь, буду я молиться!
Рождается невинное дитя,
Не знает воровства, убийств, предательств,
Открыв свои безгрешные глаза,
Не ведает обмана, издевательств.
Большую видит мамину любовь,
Заботу, нежность, доброту и ласку,
Слёз счастья серебристых ручейков
И слышит на ночь благостные сказки.
Но попадая в сей жестокий мир,
Меняется характером с годами.
И вдруг преступник, вор и дебошир,
Доставив много горя доброй маме.
Теперь она другие слёзы льёт
Неосушимые, невольно горьки,
Всё время дни и ночи напролёт
Без передышки до рассветной зорьки.
Такой чудовищный пунктир судьбы,
Всё молится за своего ребёнка.
Упущен миг, закон как преступил
И превратился в мерзкого подонка.
Нет горестней, безжалостней судьбы,
Когда так больно дети огорчают.
Что так сложилось, ей кого винить?
Молитвы кроткие не помогают.
Не доводите мам до чёрных слёз,
Она любили вас, и вы любите,
Чтоб из-за вас рыдать ей не пришлось,
До смерти свою маму берегите.
