Во Франции сперва стихи писал мошейник,
И заслужил себе он плутнями ошейник;
Однако королем прощенье получил
И от дурных стихов французов отучил.
А я мошейником в России не слыву
И в честности живу;
Но если я Парнас российский украшаю
И тщетно в жалобе к фортуне возглашаю,
Не лучше ль, коль себя всегда в мученьи зреть,
Скоряе умереть?
Слаба отрада мне, что слава не увянет,
Которой никогда тень чувствовать не станет.
Какая нужда мне в уме,
Коль только сухари таскаю я в суме?
На что писателя отличного мне честь,
Коль нечего ни пить, ни есть?
Я забываю болезни другие,
Вне Родины только одна – ностальгия.
Я помню, как мы проезжали Дунай,
Дунай, что звенел, как пригоршня динар.
И вспомнилось мне –
Ружьё на стене
И фотография: дед на коне.
Белая речка, Чёрная речка,
Старого дома родное крылечко.
Бабка, ушедшая в старенький плед,
Усы теребящий, улыбчивый дед…
Они над письмом заграничным корпят,
Они никогда не видали Карпат.
И с наспех уложенными вещами
Они не сходили в весенней Варшаве.
Их лица туманом своим не белил
Осенний дождливый и шумный Берлин.
А я им пишу без единой помарки,
Я трачу последние марки на марки,
Чтоб сели с конвертом они на крылечко…
Белая речка, Чёрная речка…
Названья земли, для меня дорогие,
Вы – лучшее снадобье от ностальгии!
