Я знаю день моих проклятий,
Бегу в мой довременный скит,
Я вырываюсь из объятий,
Но он — распутье сторожит.
Его докучливые крики —
То близко, то издалека —
И страх, и стыд, и ужас дикий,
И обнаженная тоска.
И на распутьи — пленник жалкий —
Я спотыкаюсь, я кричу…
Он манит белою русалкой,
Он теплит издали свечу…
И, весь измучен, в исступленьи,
Я к миру возвращаюсь вновь —
На безысходное мученье,
На безысходную любовь.
Когда-то мы были атлеты, спартанцы,
В кулачных боях побеждали и танцах.
И тот, кто заваливал наземь быка,
Не очень гордился — он сам был как танк.
А что же теперь – сколиоз поясницы
И сон, где летаем, всё реже нам снится.
Живот отвисает, отжаться не в силах,
Пропахшие дымом, забыли о мыле.
Что делать — не хочется нам напрягаться.
Влечёт телевизор — там Карлсон и Ватсон,
Крутые герои, ковбойские кольты,
Но хочется, хочется сердцу чего-то!
Чтоб в жёстком седле, на мустанге носиться,
Чтоб мышцы загаром лоснились и лица,
И чтобы машина стиральная в доме
Пахала, и много чего ещё кроме…
Чтоб дети — не ныли, жена — чтоб не грызла,
Чтоб кошка в углу — не смотрела как крыса,
Чтоб крепли тела и сбывались дела
И главное — рожа довольной была!
Чтоб даже в минуты тяжёлой кручины
Не куксились мы, от природы мужчины.
И хоть тяжело нам, эх, вспомним опять:
Кому-то же надо их всех защищать?
