Усталым душам вдруг сдается,
Взглянув на лоно прошлых дней,
Что жизнь приниженно смеется
Над отраженьем их теней;
Посмотрит в те воспоминанья, —
И отшатнется, и замрет,
Почуяв скудное желанье
Отбросить жизни прошлый гнет…
Но те желания — не живы,
И прежней искренности нет
Там, где так глухо, некрасиво
Истлела жизнь, погаснул свет…
Вновь ослеп от ночной пурги я,
Шаг за шагом минуя падь.
— Эй, хозяева дорогие,
Разрешите заночевать!..
Так в Москве постучать -нелепость!
Каждый только пожмет плечом.
Город — словно большая крепость,
Вьюги городу нипочем.
А деревне гораздо ближе
И разливы веселых рек,
И осеннего поля жижа,
И колючий февральский снег.
И, должно быть, с поры былинной,
С незапамятных ратных дней —
Ощущенье дороги длинной,
И — солдаты идут по ней…
… Нас пускали — кто с доброй лаской
(Здесь нам форменно повезло),
Кто с охотою, кто с опаской,
Кто сурово, а кто и зло.
Сколько видел я крыш тесовых,
Сколько горенок и сеней,
Без засовов и на засовах —
Сколько судеб, страстей, семей.
Я испытывал счастье это:
Много дней находясь, в пути,
Вдруг увидеть полоску света,
В дом — пускай и не в свой — войти.
На пол сесть, привалясь к порогу,
И разнежиться, и зевать
(А оружие понемногу
Начинает отпотевать).
Дочь хозяйская — фу-ты ну-ты,-
Что-то мне говорит она,
Но немыслимо ни минуты
Для нее оторвать от сна.
… Ни сомнения, ни страданья…
Как был сон бесконечно прост!
Только брезжило ожиданье,-
Что разбудят сейчас на пост…
