По берегу плелся больной человек.
С ним рядом ползла вереница телег.
В дымящийся город везли балаган,
Красивых цыганок и пьяных цыган.
И сыпали шутки, визжали с телег.
И рядом тащился с кульком человек.
Стонал и просил подвезти до села
Цыганочка смуглую руку дала.
И он подбежал, ковыляя как мог,
И бросил в телегу тяжелый кулек.
И сам надорвался, и пена у губ.
Цыганка в телегу взяла его труп.
С собой усадила в телегу рядком,
И мертвый качался и падал ничком.
И с песней свободы везла до сеча.
И мертвого мужа жене отдала.
Досматриваю жизнь свою.
Досматрираю жизнь другую,
И спутницу, мне дорогую,
От посторонних я таю.
Вдвоем среди дерев ночных,
Друг другу подставляя ухо,
Слова перебираем глухо
Среди движений ветровых.
Когда шаги заслышим мы,
За нами или перед нами,
Мы громко говорим для тьмы
Понятной темноте словами.
Вот так мы ходим с сентября,
Вот так мы с августа горюем,
И про себя не говорю я,
И спутница — не про себя.
Молчать стараюсь. Не могу.
И ей остановиться трудно,
Как будто бы сентябрь наш судный
За трусость судит, немоту.
Красно кирпичная стена
Как август роковой сурова,
Над ней звезда светить готова,
Но тьмою вновь поглощена.
Мы двое в бдениях своих,
В досмотре памяти и жизни
И где ни ступим — голос тризны
С булыжных пражских мостовых.
