На серые камни ложилась дремота,
Но прялкой вилась городская забота.
Где храмы подъяты и выступы круты, —
Я видел вас, женщины в темных одеждах,
С молитвой в глазах и с изменой в надеждах —
О, женщины помнят такие минуты!
Сходились, считая ступень за ступенью,
И вновь расходились, томимые тенью,
Сияя очами, сливаясь с тенями…
О, город! О, ветер! О, снежные бури!
О, бездна разорванной в клочья лазури!
Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!
Менялись столетья. Открытые створы
Прияли других поколений чреду,
И ангелы холили душу собора,
Как цвет белоснежнейший в русском саду.
Гремели века, — и к шумящим просторам —
Выпестывать, ладить, ласкать, врачевать
Бездонно-тоскующим женственным взором
С иконы струилась волной благодать.
Клубились века — и у ног Приснодевы
Склонились войска, чернецы и вожди, —
— Хвала! Аллилуйя! — гремели напевы,
Стесняя рыданья в народной груди.
Вздымались века — и венец полумира
В алмазных огнях возложив на царя,
Верховный святитель о мирови мира
Молился в лазурных клубах алтаря.
Века пламенели пожаром и рухом,
Но вера вплетала в покров белизны
Сердца глубочайших мыслителей духа,
Сердца величайших поэтов страны.
Века воздвигались — и в роды и роды
Струился, охватывал и трепетал
Шатер из святых возношений народа,
Посеянный ангелом белый кристалл.
