Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.
Всё уснуло, да мне-то не спится.
Я хотел бы уснуть, да уж очень темна
Эта ночь, — и луна не сребрится.
Думы всё неотвязно тревожат мой сон.
Вспоминаю я прошлые ночи:
Мрак неясный… По лесу разносится звон…
Как сияют прекрасные очи!..
Дальше, дальше… Как холодно! Лед на Неве,
Открываются двери на стужу…
Что такое проснулось в моей голове?
Что за тайна всплывает наружу?..
Нет, не тайна: одна неугасшая страсть…
Но страстям я не стану молиться!
Пред другой на колени готов я упасть!..
Эх, уснул бы… да что-то не спится.
Конечно, над ним коллеги
Подтрунивали в Калуге
— Куда? На Луну? В телеге?
— Вы, батенька, близорукий.
Коллеги его отчитывали
(О, эта злая бездарь!):
— Оторваны вы от жизни,
Милостивый государь!
А он, покуда не признанный
Им отвечал спокойненько:
— Оторванными от жизни
Бывают только покойники.
И в свете коптилок вечером
Под въедливый скрип телег,
Рассчитывал и вычерчивал
Грядущий ракетный век!
. . . . . . . . . .
Преследуя цель геройскую,
Не бойтесь прослыть кругом
Похожим на Циолковского
«Чокнутым чудаком»!
Пусть в памяти пролетают
Ночные пути планет,
Пусть череп, как планетарий,
Хранит чертежи ракет!
И пусть коллеги, калеки
Смеются над вами… Что ж!
Прописанный в новом веке
На них уже не похож!
