К зеленому лугу, взывая, внимая,
Иду по шуршащей листве.
И месяц холодный стоит, не сгорая,
Зеленым серпом в синеве.
Листва кружевная!
Осеннее злато!
Зову — и трикраты
Мне издали звонко
Ответствует нимфа, ответствует Эхо,
Как будто в поля золотого заката
Гонимая богом-ребенком
И полная смеха…
Вот, богом настигнута, падает Эхо,
И страстно круженье, и сладко паденье,
И смех ее в длинном
Звучит повтореньи
Под небом невинным…
И страсти и смерти,
И смерти и страсти —
Венчальные ветви
Осенних убранств и запястий…
Там — в синем раздольи — мой голос пророчит
Возвратить, опрокинуть весь мир на меня!
Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи,
Томной свирелью вечернего дня
Ускользнувшая нимфа хохочет.
Вот дерево моё, в моей в оконной раме.
Я опущу стекло, но это – не беда:
Мы точно знаем – занавесок никогда
Не будет между нами.
Расплывчатая, смутная от снов
Вся в листьях голова там, над землёй-подушкой,
И свет рассеянный скользит из облаков,
И листья – как толпа болтливых языков.
Они болтают, кто во что горазд, а всё же
Я видел как трясло, трясло твою листву,
И ты ведь не спало – видало наяву,
Меня растерянного, в дрожи.
Две наши головы – в бреду с того же дня.
Но лишена вообржения природа:
Тебя заботит только внешняя погода,
А вот меня – та, что внутри меня
