Было утром тихо в доме,
Я писала на ладони
Имя мамино.
Не в тетрадке, на листке,
Не на стенке каменной,
Я писала на руке
Имя мамино.
Было утром тихо в доме,
Стало шумно среди дня.
— Что ты спрятала в ладони? —
Стали спрашивать меня.
Я ладонь разжала:
Счастье я держала.
На Вавилонскихъ рѣкъ сѣдяще мы брегахъ,
Въ уныньи при водахъ,
Мы плакали, стонали,
Сіонъ воспоминали.
Воздвигли на себя мы правый Божій гнѣвъ:
И у прирѣчныхъ древъ,
Подъ коими мы сѣли,
Органы наши всѣ на вѣтвіяхъ висѣли.
Злодѣи ко своимъ насъ ведшія странамъ,
Насъ видѣли въ слезахъ и говорили намъ,
Въ минуты тяжка стона:
Воспойте нѣчто вы изъ пѣсней намъ Сіона.
Возможно ль намъ воспѣти здѣсь,
Въ чужой землѣ, Господни пѣсни днесь!
Когда Ерусалимъ и вся твоя граница,
Съ возлюбленной страной,
Забвенна будетъ мной;
Забвенна будь моя предъ Гоеподомъ десница.
Когда устами я тебя не вспомяну,
И мыслью на твои я стѣны не взгляну,
Воздѣвъ на небо длани;
Прильпни языкъ моей гортани.
Воспомни, Боже мой, Едомлянъ голосъ чадъ,
Въ день той, когда нашъ гибъ великолѣпный гралъ!
Пограбьте, грабьте все, отъ самаго престола,
До обнаженна пола.
Когда бы кто губя,
О окаянная дщерь злая Вавилона,
Для намъ подобна стона,
Какъ ты повергла насъ, повергнулъ и тебя,
И жительство твое пожралъ бы лютый пламень:
Блаженъ той, кто побьетъ дѣтей твоихъ о камень.
