Вчера я шел по зале освещенной,
Где так давно встречались мы с тобой.
Ты здесь опять! Безмолвный и смущенный,
Невольно я поникнул головой.
И в темноте тревожного сознанья
Былые дни я различил едва,
Когда шептал безумные желанья
И говорил безумные слова.
Знакомыми напевами томимый,
Стою. В глазах движенье и цветы —
И кажется, летя под звук любимый,
Ты прошептала кротко: «Что же ты?»
И звуки те ж, и те ж благоуханья,
И чувствую — пылает голова,
И я шепчу безумные желанья
И лепечу безумные слова.
Быть нежданным,
быть незваным
так хотелось!
Но меня
на разъезде безымянном
каждый день ждала родня.
И заиндевели сани,
загнанные в березняк.
Поезд шёл без расписаний —
товарняк и порожняк.
Паровоз — верблюд двугорбый —
полз, как мёртвый, под уклон.
Ехал я с пустою торбой
не на мир, не на поклон.
Ни подарков и ни писем —
ничего не вёз родне.
Слухом волчьим,
нюхом лисьим
все узнали обо мне:
то, что снова неудачи,
что покину я Москву.
То, что у НН на даче
я за сторожа живу,
что в любовных и журнальных
и в других моих делах
после всех удач начальных
только «эх» и только «ах».
Но когда дымиться трубы
перестали,
и когда
потянулись руки, губы —
всё исчезло без следа.
Только слёзы и объятья,
да племянники галдят.
Всё, как прежде:
и опять я
просто отпускной солдат.
