Учись у них — у дуба, у берёзы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
Радуга цветных карандашей…
Сын меня рисует очень просто: Невысокого, как в жизни, роста
Ноги,
Руки
И улыбка
До ушей.
Мне б с такой улыбкою
Служить
В беленькой рубашке
В балагане –
Выбивать бы дробь на барабане
Иль на мото по стене кружить.
Или бы с улыбкою такой
Выбрать мне удел канатоходца
И, пока канат не перетрётся,
Трогать воздух смелою рукой…
Нынче я так мало улыбаюсь,
Ничему почти не умиляюсь.
Мальчик в прозорливости своей
Словно видит –
Я с глупцами спелся,
Полуправдой вяленой объелся,
Раздобрел, как старый соловей.
Мальчик будто просит:
«Улыбнись,
Чтоб улыбка широка-широка,
Чтоб она свободна, как дорога, Чтобы беззаботна, словно высь».
Покачнусь,
А не с руки мне гнуться…
Брошу всё. Уйду я от ханжей.
Я ещё сумею улыбнуться,
Как твой человечек, —
До ушей.
