Окна в решетках, и сумрачны лица,
Злоба глядит ненавистно на брата;
Я признаю твои стены, темница, —
Юности пир ликовал здесь когда-то.
Что ж там мелькнуло красою нетленной?
Ах, то цветок мой весенний, любимый!
Как уцелел ты, засохший, смиренный,
Тут, под ногами толпы нелюдимой?
Радость сияла, чиста безупречно,
В час, как тебя обронила невеста.
Нет, не покину тебя бессердечно,
Здесь, у меня на груди тебе место.
Землянки были в этот день пусты.
Шёл бой
А здесь от взрывов непрестанных
Подрагивали бледные цветы
В снарядных металлических стаканах
И сто мелодий в сердце затаив –
Далёких шефов тыловых подарок
Откинув бант на тонкий чёрный гриф,
Лежала молча смуглая гитара.
Но если ухо приложить, она –
Любой бы то услышал – не молчала:
На каждый выстрел каждая струна
По-своему тихонько отвечала.
Не первый год у моря длился бой.
И вот в землянку, где светло и чисто,
Совсем привычно, как к себе домой,
Пришли усталые артиллеристы.
Зазвякали нестройно котелки,
В лицо дохнули ароматным паром,
А вскоре на движение руки
Отозвалась послушная гитара.
И говор смолк как будто сам собой,
И все плотнее сдвинулись на нарах:
Должно быть, слыша отдалённый бой,
Всё поняла по-новому гитара.
И в этот поздний час, наедине
Беседуя с притихшими бойцами,
Она играла на такой струне,
Что даже и не выразишь словами.
