Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушной
Спеша навстречу мне, улыбку ты даришь
И, заглянув в глаза, мечте моей послушной
О беззаветности надежды говоришь, —
Нет, чтобы счастию нежданному отдаться,
Чтобы исчезнуть в нем, спускаяся до дна,
Мне нужно одному с душой своей остаться,
Молчанье нужно мне кругом и тишина.
Тут сердца говорит мне каждое биенье
Про всё, чем радостной обязан я судьбе,
А тихая слеза блаженства и томленья,
Скатясь жемчужиной, напомнит о тебе.
Я лес валил в делянке с мужиками
и восхищался, помню, больше всех,
когда, взмахнув ветвями, как руками,
ложились исполины в рыхлый снег.
Дымил лесоповал вовсю кострами,
в стволах трещал рождественский мороз,
мы обрубали сучья топорами
у елей и распластанных берёз.
Работали мы, несмотря на время,
работы было, только шевелись.
И падали сражённые деревья
под многогласый окрик: — «Берегись!»
И то ли кто ТБ нарушил грубо
(был наш народ знаком с ней только вскользь),
но ёлкой придавило лесоруба,
проткнуло веткой сломанной насквозь.
Он умирал под деревом пахучим,
застыла у людей в глазах беда.
И это был второй за квартал случай,
такого не бывало никогда.
…Я ветви, что над брёвнами нависли,
ломал, бросая в кузов на настил,
когда вдруг содрогнулся весь от мысли —
ведь это лес нам так жестоко мстил!
