Ты скажешь, брося взор по голубой равнине:
«И небо, и вода».
Здесь остановим челн, по самой середине
Широкого пруда.
Буграми с колеса волненье не клокочет, —
Чуть-чуть блестят струи.
Так тихо, будто ночь сама подслушать хочет
Рыдания любви.
До слуха чуткого мечтаньями ночными
Доходит плеск ручья.
Осыпана кругом звездами золотыми,
Покоится ладья.
Гляжу в твое лицо, в сияющие очи,
О добрый гений мой!
Лицо твое — как день, ты вся при свете ночи —
Как призрак неземной!
Теперь, волшебница, иной могучей власти
У неба не проси.
Всю эту ночь, весь блеск, весь пыл безумной страсти
Возьми — и погаси!
Еще над землею все мысли мои,
а тащат под землю меня муравьи,
то крылышко, то волосок оторвут,
а я еще тут, я вся еще тут.
По клеточке клеточки тела теряю,
мучительно, медленно умираю,
и с каждым на крик расстаюсь волоском,
еще обращенная к солнцу лицом.
Я в лес забегаю бескрайний, воскресный,
раздвинув ладонью листвы занавеску,
и в волны кидаюсь, и трогаю завязь…
Я здесь оставляю и злобу, и зависть,
и голод, и холод, и слезы, и кровь.
Снимаю с себя твой зеленый покров.
Снимаю твое золотое кольцо.
Целую тебя в земляное лицо.
Цепляюсь за корни, уйти не могу
я, камушек мертвый на берегу.
С тобой расстаюсь и расстаться не в силах,
то локтем торчу, то ногой из могилы.
