Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня,
Бичей подыскивать к закону.
Порт, остановись! не призывай меня,
Зови из бездны Тизифону.
Пленительные сны лелея наяву,
Своей божественною властью
Я к наслаждению высокому зову
И к человеческому счастью.
Когда, бесчинствами обиженный опять,
В груди заслышишь зов к рыданью, —
Я ради мук твоих не стану изменять
Свободы вечному призванью.
Страдать! Страдают все, страдает темный зверь
Без упованья, без сознанья;
Но перед ним туда навек закрыта дверь,
Где радость теплится страданья.
Ожесточенному и черствому душой
Пусть эта радость незнакома.
Зачем же лиру бьешь ребяческой рукой,
Что не труба она погрома?
К чему противиться природе и судьбе? —
На землю сносят эти звуки
Не бурю страстную, не вызовы к борьбе,
А исцеление от муки.
Нам с детства твердят, что мечта не изменит,
Лишь только погромче себя объяви…
Не кончилась юность, и память о сцене,
Как горькая повесть о первой любви.
Партер, погруженный во тьму, затихает…
Звук флейты…
Чуть свет — и у Ваших я ног.
И снова бессмертными, злыми стихами
Клянусь, что я жить без Отчизны не мог.
В мерцаньи софитов, скупом и неярком,
Рождаются сумерки зимнего дня,
И Софья, стихам вопреки и ремаркам,
Целует, целует, целует меня!
И старый дурак, как я вновь опечален,
Что это случается только во сне…
Но утром, в подъезде товарищ Молчалин
С портфелем в руках улыбается мне…
