Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках,
Если луна с высоты прямо глядит на меня
И, проникая стекло, нарисует квадраты лучами
По полу, комнату всю дымом прозрачным поя,
А за окошком в саду, между листьев сирени и липы,
Черные группы деля, зыбким проходит лучом
Между ветвями — и вниз ее золоченые стрелы
Ярким стремятся дождем, иль одинокий листок
Лунному свету мешает рассыпаться по земи, сам же,
Светом осыпанный весь, черен дрожит на тени.
Я восклицаю: блажен, трижды блажен, о Диана,
Кто всемогущей судьбой в тайны твои посвящен!
Если б легкой птицы
Крылья я имела,
В частый бы кустарник
Я не полетела.
Если б я имела
Голос соловьиный,
Я бы не носилась
С песней над долиной.
Я бы не летала
На рассвете в поле
Косарям усталым
Петь о лучшей доле.
Я бы не кружилась
Вечером над хаткой,
Чтоб ребенка песней
Убаюкать сладкой.
Нет! Я полетела б
С песней в город дальний:
Есть там дом обширный,
Всех домов печальней.
У стены высокой
Ходят часовые:
В окна смотрят люди
Бледные, худые.
Им никто не скажет
Ласкового слова, —
Только ветер песни
Им поет сурово.
От окна к другому
Там бы я летала,
Узников приветной
Песней утешала.
Я б им навевала
Золотые грезы
И из глаз потухших
Вызывала слезы.
Чтобы эти слезы
Щеки их смочили,
Полную печали
Душу облегчили.
